Продолжение дела Орлова

На днях в дело Орлова вступили еще трое адвокатов из Киева, нанятых Международной фундацией «Открытый диалог». Они пытались зачитать свое ходатайство на украинском языке, но суд, прокурор и адвокаты обоих киллеров возразили. Дело в том, что в начале процесса было договорено, что процесс пойдет на русском языке, что Закону не противоречит. Не противоречит, естественно, и то, что данное ходатайство будет зачитано и приобщено к делу на украинском языке. Однако Арутинов заявил, что он украинского языка не знает и может не разобраться, о чем идет речь. Он привел пример, когда его жена, прописанная в Крыму, ехала домой, в документе, сопровождающем маршрутку, была обозначена категория машины. Машина категории «микроавтобус», написано было «вантажiвка», а поскольку грузовые машины в Крым не пропускают, то эта машина не была пропущена. Вот, мол, и я не пойму, о чем речь в ходатайстве, если там будут непонятные слова.

Вообще-то, «микроавтобус» по-украински будет «мiкроавтобус», а то, что какой-то невежда перевел неправильно, не может влиять на решение суда. Но повлияло.

Вообще, кажется, что единственным обвинителем Орлова в суде выступает киллер Арутинов, а трое судей, прокурор и два адвоката, Карпов и Гулькевич - его помощники, их функция поддержать обвинение Арутинова. То, что именно Арутинов «ведет» процесс, не вызывает сомнений. Он единственный «свидетель» того, что Орлов «заказал» инспектора Мрочко. Кроме его показаний, никаких других доказательств, фактов, улик и так далее, нет. Обвинение Орлова зиждется только на его показаниях, и он с возмущением несколько раз так и повторил, я же вам объясняю, что заказ поступил от Орлова, что вам еще надо, какие доказательства?

Речь Арутинова записывается на звукозапись, но вряд ли кто-то из судейской тройки анализирует ее так, как я, которая для того в зал и ходит, чтобы сопоставить выступления участников процесса и сделать собственные выводы.

А в речи Арутинова и адвокатов Карпова и Гулькевича иногда проскальзывают такие детали, которые позволяют эти выводы делать. Например, из предыдущей фразы, приведенной выше, следует, что кроме показаний Арутинова, других доказательств нет, и это ему как участнику процесса и исполнителю «заказа» известно.

Следующая фраза: «Этот подлец, который украл деньги, еще и…»

Стоп, причем тут деньги? Какие деньги? Речь идет об убийстве. В обвинительном заключении, в обвинении прокурора речи нет ни о каких деньгах.

Интересная и много говорящая деталь.

А вот еще фраза Арутинова. «Против меня не было улик, но я сознался только для того, чтобы засадить в тюрьму Орлова».

И еще несколько раз заявляет Арутинов что-то о деньгах, которые должны были бы жечь душу этого подлеца, «если бы у него была душа».

То есть, не убийство должно жечь душу, а деньги... Почему? Какие?

Соединяем вместе эти заявления. И присоединяем еще сведения, полученные от одного из сотрудников Приморского РОВД, а именно: «А вы знаете, что Орлов увел бандитский общак Стоянова?»

И тогда эти пазлы начинают складываться.

«Не бери на понт, мусор!»

Итак, милиция ищет убийц инспектора Мрочко. Естественно, в круг подозреваемых, прежде всего, попадают люди, окружавшие его на месте его работы, на автовокзале. Круг людей, которые могли быть заинтересованы в его смерти. И выходят на Арутинова и Верецкого. И в этом же кругу, на автовокзале, находится Орлов, которого, давно была команда посадить, да первая попытка с подбросом наркотиков оказалась неудачной. Судья Приморского суда Я.С. Бабчук его оправдал по причине несостыковки «улик». С судьей Бабчуком мне довелось встречаться неоднократно, с начала 90-ых, и его я знала с самой лучшей стороны. Он еще из когорты тех старых, крепких судей, которые «надо посадить» не понимают. Для него есть доказательства и улики. И больше ничего. Вот и не удалось посадить Орлова по подброшенным наркотикам.

Зато теперь, какая удача! Орлов тоже работал на автовокзале. Правда, с Мрочко ему вроде не приходилось сталкиваться, ну и что. Зато в руках милиции Арутинов и Верецкий, и можно надавить на их слабые точки.

Какие слабые точки у наших людей? Дети, жены? Ну, на это бандиты обычно давят. Менты тоже, конечно, не ангелы, но все-таки…

Зато есть те слабые точки, на которые может надавить любой. Хоть мент, хоть соседка по коммунальной кухне. Это краеугольный камень души нашего человека, неистребимая, неискоренимая, лютая ко всем и ко всему зависть. Достаточно сказать человеку, что его ближний разом жутко разбогател, и нужный чел у тебя в руках. Манипулируй им, как хочешь, он уже ничего не видит и не слышит. Он в шоке. Он твой. Зависть схватила его за горло железной рукой и не дает дышать.

И ГУБОП рассказывает Арутинову и Верецкому, что Орлов забрал стояновский общак. Офигенное бабло! И вот, пока они будут мотать срок на нарах, Орлов смоется в Польшу с такущими деньгами наслаждаться жизнью. А для того, чтобы не допустить этой сумасшедшей несправедливости, надо его тоже упечь в тюрьму. Уравнять в положении с Арутиновым и Верецким. А для этого надо заявить, что заказчиком убийства был именно Орлов. И они заявляют. И стоят на своем уже пятый год. Правда, кроме их заявлений, нет никаких других доказательств вины Орлова. Ну и что? Следствие выполнило свою задачу. То есть, чей-то заказ.

А отсюда такие странные фразы Арутинова о деньгах, которые были бы должны жечь душу Орлова, если бы она была. О том, что он-де честный киллер, а Орлов гнусный подонок. Потому что по воровским критериям киллер – это работа, а кража общака – крысятничество. Поэтому жена Арутинова в запале восклицает: «Нет, Орлов не будет пользоваться нашими деньгами, пусть тоже сидит!»

Я думаю вот что. С момента смерти Георгия Стоянова прошло около года до ареста Орлова. Почти год Орлов гулял на свободе в Одессе. Банда Стоянова после его смерти тоже оставалась на свободе. Дали бы они возможность Орлову пользоваться их общаком безнаказанно? Нет. Убили бы, не задумываясь. Так что, если общак и пропал, то думаю, что причиной этому был не Орлов. После смерти Стоянова был убит его помощник Струк. Имеет это отношение к общаку? Не знаю. Но если тот, кто убил Струка, украл хранившийся у него общак, то надо искать того, кто был убит после Струка. Катя Стоянова, дочь авторитета, заявила, что считает Орлова косвенно причастным к его смерти. Это заявление пояснила жена Верецкого.

«Если бы Орлов не украл общак, Жору можно было бы выкупить из СИЗО».

Значит, этот самый общак пропал еще при жизни Стоянова? И крупный криминальный авторитет Стоянов не заметил, не понял, куда он делся, не дал указание схватить «крысу», убить и забрать деньги? Так, может быть, на тот момент Стоянов знал, где деньги, и были они у человека, у которого сам Стоянов не мог или не хотел их забрать? Тогда это точно не журналист Орлов, а какой-то более сильный, чем Стоянов, авторитет.

Или очень близкий к нему человек. И есть еще одно совсем простое объяснение. Возможно, общак и не пропадал вовсе. Ведь кроме следователей ГУБОПа и введенных им в ступор киллеров, которым сообщили, что Орлов захватил офигенное бабло, никто другой об этом не заявлял. А Арутинов и Верецкий, хотя и были связаны со Стояновым, слишком маленькие люди в его банде, чтобы их посвящали в такие денежные и важные вопросы.

Вообще, процесс по убийству Мрочко - это потрясающая по своему драматизму пьеса борьбы Арутинова с Орловым, и Орлова с оборзевшим от безнаказанности судейским произволом.

Арутинову судьи дают говорить все, что он хочет, не прерывая. Он пользуется у них зеленым светом на рассуждения, и даже так иногда и говорит, а давайте я вас сейчас поразвлекаю…

И они дают.

Орлову затыкают рот, что бы он ни сказал.

Но слушать рассуждения Арутинова вовсе не скучно. Он отнюдь не ограниченное существо, как можно подумать, без образования, преступник. Нет, он человек неординарный, пусть им движет и зависть к Орлову, и ненависть, которую он не скрывает.

Он борется за то, чтобы отсидеть свой срок недаром, прихватив с собой Орлова. Топит его настойчиво, последовательно, переживая, что нет улик, понимая, что его слова – это только слова, но надеясь на то, что у суда находит полное взаимопонимание.

Часто произносит, с показным смирением, я маленький человек, необразованный, простой, не то, что этот, привилегированный. Писатель, вишь, журналист, языки знает, с двумя высшими образованиями, куда мне до него. Только у меня совесть есть, я деньги не ворую. Вот, указывает на меня, элиту одесской журналистики притащил (спасибо, конечно), а я разве могу себе такое позволить?

Иногда произносит столь редкие для простого человека слова и обороты речи, что я диву даюсь. Судьи дают ему высказаться по полной, возможно, надеясь, что он скажет что-то для них интересное, либо просто используя как элемент издевательства над Орловым.

Бывает, что Арутинов заводит речи минут на двадцать, отвлекаясь от сути процесса, просто рассуждая о жизни. Наслаждаясь вниманием аудитории. Я про себя называю такие моменты «звездными часами Арутинова». Он, в свою очередь, вслух, называет «звездными часами Орлова» те редкие моменты, когда Орлову удается зачитать свое ходатайство, которое, конечно, же будет судом отклонено, невзирая на его содержание. Любое.

Иногда, слушая рассуждения Арутинова о жизни, о его чистосердечном раскаянии, мягким голосом, грамотным языком, я вообще забываю, что он убийца. А потом вдруг слышу жесткое, звенящее, как струна: если я окажусь с Орловым в одной камере, я перережу ему горло.

Судьи улыбаются. Это еще один маленький штрих в их поведении. Улыбка должна показать присутствующим, кто в доме хозяин. Хочу, караю, хочу, улыбаюсь. Пусть даже на заявление об убийстве. Орлов должен почувствовать свою беззащитность и ничтожность. Ну, как? Прочувствовал, да? Замечательно.

Однако появление в зале суда представителей Польского Сейма, дипломатов, народных депутатов, представителей международной организации «Открытый диалог», привлеченных правозащитниками к делу Орлова, для Арутинова ситуация, повергающая его в отчаяние.

Он недаром произнес фразу, «не замеченную» судьями. «В отношении меня не было прямых улик, но я признался, чтобы засадить Орлова».

А теперь у Орлова появляется шанс выйти на свободу, а он, Арутинов, останется сидеть, да еще, как он считает, у Орлова в польском или американском банке лежит стояновский общак. И это, действительно, для него трагедия. Трагедия напрасно принесенного признания, не достигшая цели.

Другая сюжетная линия: Орлов – судьи. Здесь идет другая борьба. С нечестными ударами под дых. Люди, облеченные полной и безоговорочной властью, от одного мизинца которых зависит существование другого человека, беззащитного от любых их выдумок и желаний, деловито и с удовольствием исполняют что хотят, абсолютно невзирая на последствия своих хотений для подсудимого. Ну, например, Арутинов свои спичи произносит устно, он подписал признательные, весь остальной ход процесса его положение ни улучшит, ни ухудшит, поэтому он может себе позволить устные импровизации. Орлов отчаянно борется за свою свободу, для него каждая деталь важна, поэтому он должен готовиться к заседаниям, записывать эти детали на бумаге, и во время заседаний тоже. В обеих клетках, где сидят подсудимые во время заседания, стоят скамейки, на которых можно сидеть, но невозможно писать без опоры. Тем более бумаги, которые передаются на стол суда. Поэтому Орлов пишет на скамейке, усевшись на каменный пол. При ответе судьям он встает с полу и потом снова садится, что в 61 год довольно тяжело. Все годы просит поставить в клетку маленький столик, ему отказывают. Поставить столик в клетку УПК не запрещает. Но судьи не хотят. Поскольку не хотеть – в их власти.

А так как они явно не замечают несостыковок своих хотений с УПК, то логика подсказывает, что у них есть командующий, которому унижать, топтать Орлова – в радость. Кому нужно его сломить морально, довести до отчаяния, до самоубийства и так избавиться. Именно тот, кому надо было когда-то засадить его с подбросом наркотиков, но не вышло. Скорее всего тот, о ком Орлов писал в своих статьях о бандитах, и им это не нравилось. Но тогда, получается, суд выполняет заказ криминальных структур? И подчиняется им? В таком случае судьи - пешки на шахматной доске под названием зал судебных заседаний № 133. А я еще писала, что судейская тройка сделала «ход конем». Пешки ходят конем!? Извращение какое-то.

В заседание вызывается в качестве свидетеля следователь «особняк» областной прокуратуры Попов, которого в 2000 г. Орлов обвинил в совершении преступления – подбросе ему наркотиков. Написал об этом заявление в СБУ Одесской области, но каким-то странным образом оно «исчезло». Написал на этого же Попова несколько статей в СМИ о том, что он взяточник. Суд вызывает и заслушивает Попова. В качестве свидетеля «чего»? Того, что Орлов написал на него жалобу в СБУ и она исчезла? Какое это имеет отношение к убийству Мрочко? Неудивительно, что никаких фактов по делу об убийстве Попов не привел, а все его свидетельства сводились к тому, что Орлов жуткий человек, с которым трудно общаться. Очень конфликтный и вообще плохой. Орлов задает вопрос, читал ли Попов те статьи о нем, в которых Орлов писал, что он вымогает деньги от подследственных? Попов отвечает, что вообще газет никогда не читал. Ну, может, он вообще никогда ничего не читал, но в Одессе, с ее Привозом и ее сарафанным радио, не узнать, следователю прокуратуры (!), что о нем вышло несколько обличающих статей подряд, невозможно. И друзья донесут, и враги, и сослуживцы, и бывшая пассия, и дворовая жучка. Тут, бывает, только подумаешь о ком-то писать, а он уже звонит, беспокоится, как будет в газете выглядеть. Так что у Попова с Орловым не то что неприязненные отношения имеются, а вполне обоснованная ненависть. Свидетель, конечно, очень ценный.

Зато суд отклонил ходатайство Орлова о вызове в заседание личного водителя Стоянова, который сопровождал шефа днем и ночью, то есть одного из двух лиц, обвиняемых в «заказе». Со странной мотивировкой – Орлов недостаточно обосновал свое ходатайство. Ну как его было обосновать? Предусмотреть, что именно мог водитель, не расстающийся со своим шефом, услышать о готовящемся покушении? Наверное, судьи побоялись узнать что-то для них неприятное.

Все никак руки не доходят до большой статьи с разбором нашей судебной системы. Я хотела озаглавить ее «Как судиться в Украине. Пособие для чайников». Я считала прежнюю судебную систему устаревшей и неуклюжей, дающей множество возможностей для злоупотреблений судебной властью. И не успела, вышла новая редакция Закона «О судоустройстве» еще хуже предыдущей. Теперь уже даже юристы с дипломами не допускаются в процесс, только адвокаты с лицензиями. Даешь обогащение адвокатского сословия за счет неимущих! А я-то, наивная, хотела побороться за допуск к процессу правозащитника вместе с лицензированным адвокатом. Смысл этого в том, что иногда правозащитник подмечает те детали, которые уходят от внимания суда и официального адвоката, у которого дел невпроворот, а у правозащитника - одно, два. И голова на процессе как бы свободнее. Например, на последнем заседании идет допрос молодого Струка, сына того бандита Струка, который был убит после Стоянова. И этот молодой человек, также работавший на автовокзале, заявляет, что у Орлова якобы был конфликт с убитым Мрочко, когда Орлов накричал на него и порвал акты проверки. То есть, по его словам, в автобус зашли несколько инспекторов вместе, составили акт проверки, но Орлов выгнал их из автобуса и порвал акты. При этом Орлов кричал: «Пошел вон отсюда, я тебе сделаю, я тебя уволю!»

И такие конфликты у Орлова бывали с другими инспекторами, по словам свидетеля Струка, постоянно. Конфликтная обстановка возникала ежедневно. И, по словам Струка, он всегда кричал на них: «Пошел вон, я тебе сделаю, ты у меня получишь».

В таком случае у меня возник вопрос к свидетелю.

Почему, если в автобус вошло несколько человек, он считает, что слова, я тебе сделаю, относились только к Мрочко? А не к другому инспектору? Или всем сразу? Кто именно составлял протокол? Все одновременно писать не могут. Почему Орлов решил убить именно Мрочко, а не кого-нибудь другого, если такие конфликты со всеми инспекторами у Орлова происходили, по словам Струка, ежедневно? Чем отличился именно Мрочко?

Но ни у судей, ни у адвокатов Орлова таких вопросов не возникло.

Сам Орлов в пояснении к показаниям свидетеля утверждал, что как раз в том случае, которому был свидетелем Струк, Мрочко среди инспекторов не было. Акты он не рвал, а просто забрал, так как защищал права водителей, а права эти нарушались тем, что инспекторы дорожного движения постоянно составляли на водителей акты о нарушениях и штрафовали на сумму 800 гривен (тариф штрафа), а за мзду гривен в 50-100 эти акты ликвидировали. Так делали все инспекторы, и между ними и водителями шла постоянная война. Следует понимать, что инспекторы вымогали взятки точно так, как делают это гаишники на дорогах. Собственно, у них и функции схожи и методы грабежа.

Более свидетель Струк не мог назвать эпизодов столкновения Орлова и Мрочко и отрицал угрозы физического насилия со стороны Орлова. То есть, далее чем, я тебе покажу, я тебя уволю, угрозы не заходили.

Однако в деле есть показания тех двух инспекторов, с которыми в тот день был у Орлова конфликт, и они подтвердили, что да, действительно, Мрочко среди них не было!

То есть, Струк действительно оговаривает Орлова в своих показаниях. Но этот факт в заседании не прозвучал! Новые адвокаты, видимо, еще недостаточно изучили материалы 18-ти томов, а судьям такие «мелочи» замечать ни к чему.

Зачем же Струк его оговаривает, почему утверждает, что среди других инспекторов находился Мрочко и что слова Орлова «Я тебе покажу!» относятся именно к нему?

Молодой Денис Струк – сын покойного Струка, заместителя Стоянова в банде, убитого после смерти Стоянова. И милицейская теория пропажи общака связывает Орлова со смертью его отца тоже. То есть, для получения нужных показаний ГУБОПу достаточно было назвать Орлова как убийцу не только Мрочко, но и его отца. Орлов именно это и утверждал на суде, но Денис Струк заявил, что такого не может быть, так как предварительные показания на следствии он давал задолго до убийства своего отца, а потому оговаривать Орлова не мог.

Опять же, прокол со стороны и адвокатов, и суда.

Потому что Струк-отец был убит в 2010 году, а предварительные показания Струк-сын давал через год, в 2011, ни адвокаты, ни судьи на это несоответствие не отреагировали, хотя, на мой взгляд, в таком деле лист хронологии событий должен лежать перед каждым участником процесса на столе. И сын не знать год убийства отца не может. Это не покупка айфона.

А я, у которой лист хронологии имеется, все эти несостыковки заметила. Но вслух сказать не могла. Правозащитники на процессе никаких прав не имеют.

Вероятно, если Струк оговаривает Орлова, несмотря на то, что другой осужденный уже отбывает за его отца наказание, действует тот же самый стимул: ух какие деньжищи Орлов огреб, украв общак, не дадим ему выйти сухим из воды. Ведь молодой Струк, как сын убитого заместителя авторитета, тоже имеет право на долю в общаке.

Денис Струк, хорошо одетый, холеный, стоит за свидетельской трибуной, ритмично постукивая одной ногой. Улыбается. Руки сомкнуты за спиной, не держится за трибуну, как растерянная предыдущая свидетельница, которая робеет перед судьями. К Орлову он обращается снисходительно - покровительски – Саныч. Как не посмел бы, когда тот был его начальником. Он ранее по его поручениям бегал. А теперь начальник в его власти. И Денис явно ловит кайф от того, что находится в центре внимания, его слушают судьи и прокурор, а от его показаний зависит судьба бывшего шефа.

А теперь очень важные детали опять же по хронологии.

Итак, убийства бывают трех видов. В состоянии аффекта, из мести и ради выгоды.

Заказное убийство в состоянии аффекта не бывает, поэтому мы его рассматривать не будем. Заказные делятся на месть и получение выгоды, или устранение препятствия, что одно и то же.

Месть всегда направлена назад. Обида, ущерб или оскорбление были нанесены ранее, и человек задумал отомстить за то, что уже случилось. Убийство ради выгоды направлено вперед, то есть заказчик поручил киллерам убийство и ждет его исполнения для того, чтобы впоследствии приобрести от этого выгоду.

Орлов поступил на работу в должности замдиректора автовокзала 26.04. 2007 года. Практически работал около трех месяцев. То есть, в этом небольшом промежутке он успел познакомиться с Мрочко и войти с ним на производственной почве в такой конфликт, что решил его убить, нашел киллеров и договорился. По их словам – встречался с ними, обговаривал детали, они ему показывали большой нож, он кивал головой, да, это подходит. Зачем показывали, зачем с собой носить холодное оружие, что запрещено законом, ведь достаточно сообщить, что будут убивать Мрочко большим ножом? Ну, предположим, формой ножа хвастали.

А далее на автовокзале грянули перемены. Произошла юридическая реорганизация вышестоящего предприятия в ООО, часть сотрудников была сокращена, в том числе и Орлов. И 15.08. 2007 г. он подписал листок ознакомления с приказом об увольнении с работы.

Таким образом, с того дня, как Орлов узнал о своей окончательной непричастности к автовокзалу, прошло 27 дней, то есть почти полный месяц, когда, 11.09.2007 г. был убит инспектор Мрочко. Если Орлов заказал Мрочко, то у него был целый месяц для того, чтобы отменить заказ. Личных отношений у них не было, на этом настаивают все свидетели со стороны обвинения, даже они утверждают, что конфликт носил сугубо производственный характер. И со дня увольнения Орлова этот конфликт потерял для него всякий смысл.

Это не месть, чтобы помнить о ней и ждать реванша. Это устранение препятствия, а оно, это препятствие, уже недействительно.

Что должен в таком случае сделать человек с высоким интеллектом, с двумя высшими образованиями, нацеленный на успех, на организацию собственного бизнеса, женатый на молодой жене, имеющий двух малолетних детей? С солидной репутацией, которую он хочет сохранить, не совершавший ранее никогда противоправных действий? Он должен немедленно отменить заказ на убийство, так как прекрасно понимает, что оно ему уже не нужно, а последствия могут быть самые негативные. Он понимает, что убийство может быть раскрыто, что разом перечеркнет его жизнь, сделает детей сиротами при живом отце. Убить просто за то, что якобы Мрочко мешал ему раньше? Такое мог бы совершить человек, привыкший решать свои проблемы примитивным путем, употребляющий наркотики, склонный к противоправным действиям, совершавший их ранее, для которого стиль жизни социального дна – нормальное дело. Но, у Орлова совсем не тот психотип! У него куда более высокий уровень притязаний!

Он жизнелюб, даже Арутинов с Верецким подтверждают, что никогда не употреблял наркотики, а это говорит о том, что Орлов очень ценит свою жизнь и старается обустроить ее как можно лучше, нацелен на социальный успех, на признание в обществе, зачем ему, человеку с мозгами, такой сумасшедший, а главное, абсолютно ненужный риск?

Больше того, его дерзкие статьи, разоблачающие криминальные структуры Украины, брызжут мальчишеским задором и максимализмом, а ну, гляньте, как я вас всех! Все про всех знаю. Никого не боюсь. Всех разоблачу! И понимая, на каком острие иглы он пляшет, пойти на такое тупое, уже ненужное ему действие? Замочить оставшегося в прошлом дорожного инспектора. Нелогично и психологически невероятно.

Да и платить киллерам зачем, если Мрочко ему уже не помеха?

Арутинов утверждает, что Орлов вообще ему не платил, что он его посылал к Стоянову, а Стоянов якобы то посылал его обратно к Орлову, то все-таки давал по 150-200 долларов в месяц до 2010 года, до своей смерти.

Тогда почему после смерти Стоянова они не взяли за горло заказчика? Давай, плати, эти крохи - вообще не цена за такую работу! Нет, ничего подобного не было. По их словам, денежное вознаграждение со смертью Стоянова прекратилось. Жаль, что ни адвокаты Орлова, ни судьи не спросили, давал ли Стоянов только эти деньги раз в месяц или еще какие-то? Потому что, по идее, будучи членами ОПГ Стоянова, Арутинов и Верецкий должны были получать у него зарплату. Приблизительно именно такую. Так, может быть, это и была зарплата, а за Мрочко эти два брата получили деньги от кого-то другого? И не Стоянова, и не Орлова. И сейчас этот кто-то третий помогает им материально, они его сдавать не собираются, а показания насчет Орлова основаны только на ненависти к тому, кто якобы сорвал такой большой куш-общак и собирается шиковать на него заграницей?

29.12.15 г.

(Продолжение следует)

Виктория КОЛТУНОВА